'); } //else //document.write(''); // -->
Интервью Юрия Визбора в разные годы для различных изданий:
ВСТАВАЙТЕ, ГРАФ!..
Корреспондент. Юрий Иосифович, может быть, и вы попробуете начать словами "это было так давно... "?
Ю. Визбор. Попробую. Это было так давно, что время было голодное не только на крупу и на сахар, но и на песни. Замечательные песни военных лет уходили в прошлое, а равноценной замены им не было. Нет, песни-то были, даже много, только писались они для исполнения мощными оркестрами и не менее мощными хорами. Еще были Вертинский, Лещенко "и другие" певцы. Но и они не могли нас устроить. Нам, подросткам, хотелось петь чего-нибудь попроще - как сами живем, что чувствуем.
Корр. Я вспомнил одну вашу песню:
Я гитарой не сильно владею
И с ладами порой не в ладах:
Обучался у местных злодеев
В тополиных московских дворах.
Если не секрет, что пели "злодеи"?
Ю. В. Всякое пели, в том числе и "блатные" песни, и воровские. Время, повторяю, была такое: слишком многие росли без отцов, жили трудно. Уроки у нас - у третьей смены - начинались в половине восьмого вечера, так что целый день во дворе. И непременно - с гитарой. Гитара а таких компаниях, как наша, была делом совершенно обычным. Ее, помнится, даже за серьезный инструмент "не держали". Вот аккордеон - это да! Трофейный...
А песни, которые мы пели, я бы так и назвал: дворовые. С них все и началось.
Корр. Таким "самодельным" песням долго потом подыскивали подходящее название: "городской романс", "студенческие", "туристские"...
Ю. В. Дело не в ярлыке - каждое имя было отчасти верным. Когда я поступил в Московский пединститут имени Ленина, самодеятельных песен ходило уже много. Правда, пока на уровне группы - учебной, походной, приятельской... Если песня нравилась - она шла дальше, часто при этом "теряя" автора. Помню, в 1954 году мы с Юрием Ряшенцевым - сейчас известным поэтом, а тогда просто нашим однокашником - написали песню для студенческого капустника. Через много лет она вернулась в МГПИ, став чуть ли не гимном института. На это мы, конечно, никак не рассчитывали...
Корр. Так вы по профессии учитель?
Ю. В. Я учитель по образованию. После института меня направили в Архангельскую область. Там в сельской школе я преподавал русский и литературу, физику, математику, историю, географию... Что-то еще... Да, физкультуру! Но проработал я таким "многостаночником" только до призыва в армию. Служил далеко на Севере. Там хорошо пелось. А потом меня пригласили на Московское радио, и я стал журналистом.
Корр. В журналистике не выдают патентов и авторских свидетельств, но вас, тем не менее, считают изобретателем нового жанра - песни-репортажа...
Ю. В. Эта мысль - соединить в единое целое вещи, казалось, несоединимые - документальную запись и песню - возникла у меня, когда был создан "Кругозор" - журнал с пластинками. Я экспериментировал с песней и так, и этак, и, наконец, успех новому жанру принесла песня о Павле Шкляруке.
Павел был военным летчиком. Однажды на взлете у его машины отказал двигатель. Пилот мог сразу спастись, выброситься, но перед ним лежал большой город, и он повернул падающий самолет в сторону Волги. И снова мог спасти свою жизнь, катапультироваться, но ему не везло - по Волге шел большой пароход. Чтобы не врезаться в него, Павел резко отдал ручку управления от себя...
Я сел писать песню о подвиге летчика, но дело шло туго, пока товарищи из ВВС не передали мне магнитную пленку с записью последних радиопереговоров Шклярука с землей. Я вмонтировал эту пленку в песню...
Пластинка была напечатана один раз - в журнале. Но вот уже больше десяти лет я получаю письма от людей, которых взволновала судьба летчика и песня-рассказ о нем...
С тех пор я поверил в возможности документальных песен, и героев для них не выдумываю, а беру из жизни.
Корр. Так песня о лейтенанте Григорьеве - тоже документальная?
Ю. В. Да. История у песни такая. В Полоцке я участвовал в съемках фильма и услышал рассказ о том, как в 1944 году в ночь перед освобождением города группа добровольцев вызвалась захватить мост через Двину. Командиром группы стал лейтенант Григорьев. Вернее, старший лейтенант - внеочередное звание ему было присвоено перед операцией.
Группа Григорьева задачу выполнила - утром по мосту, отбитому у фашистов, наши танки и пехота пошли в наступление и взяли город. Но доложить о выполнении боевого задания было некому - все добровольцы в бою за мост погибли...
Корр. У этой песни, наверное, тоже была "своя почта"?
Ю. В. Была. Причем, об одном полученном известии я даже побаиваюсь пока говорить - как бы не сглазить. Мне буквально на днях позвонили из Ленинграда, что старший лейтенант Григорьев, чье имя трижды значится в Полоцке в списках погибших, - жив. Вернусь в Москву - буду договариваться о встрече с ним.
Корр. Герои ваших песен, если выражаться высокопарно, либо люди романтических профессий - летчики, моряки, геологи, полярники, - либо люди героических судеб, мужественные, сильные...
Ю. В. Сила человека - не в профессии и не в судьбе. Одному, мол, выпадет, а другому нет. Мои герои - это люди поступка, люди действия. В этом и сила их. Вы говорите "полярники, геологи..." Давайте возьмем человека самой массовой и, кстати, далеко не самой престижной профессии - сельского механизатора. И, понятно, не где-нибудь на Шпицбергене, а на Ставрополье. И не "седого волка" с трубкой в зубах, а школьника. Устроит вас такой герой? Меня - вполне. Я говорю о совершенно реальном человеке. Несколько лет назад я был на Ставрополье. В колхоз "Россия" мы приехали вместе с Михаилом Сергеевичем Горбачевым - тогда он был первым секретарем крайкома, сейчас - секретарь ЦК КПСС. В поле председатель колхоза познакомил нас с ребятами из ученической бригады, которая убирала хлеб. "Вот это, - сказал он,- Витя Гусев. Он намолотил на своем комбайне десять тысяч центнеров зерна". Михаил Сергеевич даже в лице переменился, переспросил: "Сколько?!" А потом пожал Вите руку и сказал: "А ты знаешь, Витя, в 46-м году за такой намолот на этом поле комбайнеру давали Героя..." Сюжет?
Корр. Сюжет. Только вот что интересно, ваши герои, люди действия, не любят, как известно, громких слов и красивых фраз. Как они воспринимают песни о себе? Сами-то поют их?
Ю. В. На плато Расвумчорр, руднике "Центральный" - поют. На Северном флоте - поют. В горах - на Памире, Тянь-Шане - поют... Это где сам слышал. За остальные адреса ручаться не могу. Но что касается "красивых" фраз, то я всегда старался избегать их. Метод тут один: если вник в дело, которому посвятил себя твой герой, то громким - и чаще всего неискренним - словам места в песне не остается...
Корр. Но "вприглядку", с наскоку дело понять трудно...
Ю. В. Я и сам кое-что умею.
Корр. Например?
Ю. В. Я радист первого класса, чемпион Северного флота. Знаю судовую навигацию, водил корабли по Севморпути. Имею диплом пилота, летал. Работал проходчиком в туннеле через перевал Тюз-Ашу. Водил МАЗ на строительстве Нурекской ГЭС. Ежегодно в составе альпинистской команды "Спартака" хожу в горы...
Корр. С гитарой?
Ю. В. Конечно. Это работа.
Корр. А вам не кажется, что обычная семиструнная гитара звучит сегодня тише, чем прежде?
Ю. В. Это просто электрогитары звучат громче.
Корр. И как вы к этому относитесь?
Ю. В. У Александра Межирова есть такие стихи:
Жарь, гитара, жарь, гитара, жарко!
Барабанных перепонок жалко, -
чтобы не полопались оне,
открывают рот, как на войне
при бомбежке или артобстреле, -
не могу понять, по чьей вине
музыканты эти озверели...
А дальше случилось вот что - авария на электростанции.
...Свет погас - какая благодать
чувствовать, что свет глаза не режет
и струна не исторгает скрежет,
а звучит, как надобно звучать...
Под этими строчками я бы тоже подписался.
Корр. У вас были неожиданные встречи с собственными песнями?
Ю. В. Были. Я расскажу об одной - пожалуй, самой дорогой для меня. Вы знаете, наверное, что с началом длительных космических экспедиций для космонавтов была создана так называемая группа психологической поддержки. В нее включают артистов, писателей, поэтов, композиторов, ученых, спортсменов - словом, всех тех, с кем экипажу космического корабля захотелось бы в свободную минуту поговорить, встретиться, кого было бы приятно увидеть, послушать... Меня включили в эту группу. В приподнятом настроении я явился в студию, откуда шла передача в космос. И... увидел на экране, как космонавт Саша Иванченков взял в руки гитару производства Московской фабрики - захватил с собой в космос! - и запел: "Лыжи у печки стоят, гаснет закат за горой..." Можете себе представить, какой это стало психологической поддержкой - не для космонавтов, разумеется, а для меня: первая песня, исполненная в космосе под гитару, - моя!
Корр. Теперь, следуя своему принципу, вам нужно научиться управлять космическим кораблем, чтобы писать песни о космонавтах.
Ю. В. А что, это мысль! Спасибо за идею.
И граф встает. Ладонью бьет будильник,
Берет гантели, смотрит на дома
И безнадежно лезет в холодильник,
А там зима, пустынная зима.
Но разве это важно для нашего графа в такое сногсшибательное утро! У него куча дел, по которым чешутся руки, за которые невтерпеж приняться, ради которых стоит сию минуту выскочить из дому. И граф выскакивает.
И продают на перекрестках сливы,
И обтекает постовых народ...
Шагает граф. Он хочет быть счастливым,
И он не хочет, чтоб наоборот.
Вставайте, граф! Вас ждут дела, которые сделают вас счастливым.
Беседу вел Б. Пастернак.
1980
1 2 3 4 5 6 7 8 9