Лето 1978 года. Была очень
ветреная и дождливая ночь, когда в дверь моего дома в «Узунколе» кто-то
требовательно застучал. Открываю – в темноте проглядываются контуры
нескольких человек, и голос Владимира Кавуненко произносит что-то типа:
- А кофе есть?
Мокрые и грязные, в дом ввалились московские спартаковцы, приехавшие в
наш район для участия в Чемпионате ЦС ДСО «Спартак». Среди них был дорогой
и совершенно неожиданный гость – Юра Визбор.
Конечно,
объятья, вопросы и расспросы, а между всем этим шумом была сварена
огромная порция кофе, гости из рюкзаков достали московские вкусности.
Утром по лагерю пошла молва: Визбор приехал! Визбор будет давать
концерт! Визбор наверняка что-то новенькое привез! И была форменная осада
начальника учебной части:
-А когда будет вечер с Визбором?! -Вы нам организуете встречу с
Визбором?!
Начуч пытался отговориться: мол, еще не знаю, еще не говорили с ним об
этом (действительно, разговора еще не было), да не знаю я ничего о его
планах! В ответ только одно: «Ну что Вам стоит это сделать – Вы же с
Визбором дружны!»
.jpg) в. Трапеция
| Затем наступили для команды дни тренировок и
разведки предстоящего маршрута – не пройденной стены вершины Трапеция.
Лагерь пережил шок от появления Юрия Визбора, но интенсивность
«приставаний» к нему не спадала.
Наконец я передал все эти разговоры Визбору, конечно прибавив свое
пожелание: -Юра! Коль скоро ты в Узунколе, напиши и о нашем лагере:
есть песня о Фанских горах, есть Домбайский вальс – неужели ты думаешь,
что просто так отпустим тебя!?
- Паша! Ты знаешь, я чертовски устал, сам видишь - форма не та, хочу
отдохнуть, и, если получится, немного в тиши поработать. Будь другом, ну
отговорись, пообещай, что потом что-то, может, и
сообразим. Отговариваться было трудно, ведь надо было не только
объяснить, но и оставить хоть какую-то надежду. Сам я понимал, что просто
так Визбору не отделаться.
Настало
время, и команда ушла на восхождение. В лагере был день отдыха, и,
казалось, самое время, чтобы Юра вышел в народ. Но именно в этот вечер Юра
попросил меня «спрятать» его от всё более настойчивых «приставаний». Мы
закрылись в моем доме, сели за вечерний кофе и потекли разные разговоры,
да гитара иной раз тихонечко звенела.
Визбор был в этот вечер как-то чуточку не в себе. Задумывался, иной раз
даже невпопад отвечал. Ближе к полуночи он мне и говорит: - Что-то
тревожно на душе: гроза разыгралась не на шутку, дождь, ветер. Мы-то с
тобой в тепле, на столе свеча горит, ничто нам не мешает, а они там, на
вершине, в такую непогодь… Дай-ка мне бумагу и посиди тихо - попробую
отвлечься, может, что ляжет на бумагу. Почти до утра гремели раскаты
грома, да звучали в доме подбираемые аккорды, шелестели листы бумаги, и
Визбор ворчал о чем-то недовольно.
Утром радист лагеря требовательно зовет меня в радиорубку: там, на
Трапеции, что-то произошло, слышимость кое-какая… Начальник спасательного
отряда Борис Кораблин уже здесь, делает наброски схем предстоящей работы.
Да, на Трапеции произошло… Ночью к ребятам в палатку «вплыла» (так
кто-то из них потом сказал) шаровая молния, повисела под потолком палатки,
а потом начался кошмар: произошел разряд молнии. Олег Коровкин погиб
сразу: разряд прожег его насквозь В. Кавуненко, В. Башкиров, Ю. Зыбин
получили такие ожоги, что не могли двигаться самостоятельно. Спавший в
конце палатки В. Копров отделался незначительными ожогами. Он-то и сумел
наладить связь с лагерем и передать это страшное сообщение.
| Менее чем
через два часа после получения сообщения передовой отряд спасателей уже
шел по тропе в сторону ущелья Кичкинекол. В лагере подбирали необходимое
снаряжение, отряд уходил за отрядом.
Во второй половине дня, когда наверху первый отряд спасателей начал
готовить пострадавших к спуску, на площадке лагеря мне встретился Визбор:
в ботинках, одет по-походному, рюкзак за плечами и ледоруб в руке. Увидев
Юру в походном снаряжении, я сразу понял, что он собрался наверх, к
ребятам. Но, честно говоря, Юра в то время был далеко не в форме, здоровье
пошаливало, да и идти предстояло уже почти в темноте, и спасателям пользы
вряд ли будет много от него, ну не в той форме он был в то лето, чтобы
заниматься экстремальными походами.
- Если ты будешь меня отговаривать – это не честно по отношению к
ребятам и ко мне! Если ты попытаешься запретить мне выход наверх – мы
вдрызг разругаемся с тобой!
Своей фразой
он как бы предвосхитил мои сомнения, а мне осталось только похлопать его
по плечу – ты, мол, не рвись, тебе может быть плохо от этого.
Юра ушел наверх, а мы начали готовиться к приему пострадавших. Под утро
по одному их начали приносить. Несмотря на жуткое состояние, они
по-разному говорили об одном: что мы здесь правильно сделали, что послали
Визбора наверх (это мы то послали!) как здорово, что он встречал их
носилки ночью, что под дождем и ветром пытался чем-то угостить доставал из
рюкзака обезболивающее, что-то говорил, подбадривал, пожимая им руки.
Говорили о том, что присутствие Визбора придавало им сил, они были рады
тому, что «наш Визбор был с нами», что было намного легче переносить все
то, что выпало в ту ночь на их долю.
Перед тем как сесть в машину, отвозящую пострадавших вниз, в больницу,
Визбор отозвал меня в сторонку и, показав исписанные ночью листки, сказал:
«Здесь то, о чем ты просил».
Непогода в горах, непогода! В эту смену с погодой
прокол, Будто плачет о ком-то природа В нашем лагере
«Узункол»…
|
Фото: Вандышев Константин, г.
Москва
|