Лето 1978 года. Была очень ветреная и дождливая ночь, когда в дверь моего дома в «Узунколе» кто-то требовательно застучал. Открываю – в темноте проглядываются контуры нескольких человек, и голос Владимира Кавуненко произносит что-то типа:

- А кофе есть?

Мокрые и грязные, в дом ввалились московские спартаковцы, приехавшие в наш район для участия в Чемпионате ЦС ДСО «Спартак». Среди них был дорогой и совершенно неожиданный гость – Юра Визбор.

Конечно, объятья, вопросы и расспросы, а между всем этим шумом была сварена огромная порция кофе, гости из рюкзаков достали московские вкусности.

Утром по лагерю пошла молва: Визбор приехал! Визбор будет давать концерт! Визбор наверняка что-то новенькое привез! И была форменная осада начальника учебной части:

-А когда будет вечер с Визбором?!
-Вы нам организуете встречу с Визбором?!

Начуч пытался отговориться: мол, еще не знаю, еще не говорили с ним об этом (действительно, разговора еще не было), да не знаю я ничего о его планах! В ответ только одно: «Ну что Вам стоит это сделать – Вы же с Визбором дружны!»

в. Трапеция

Затем наступили для команды дни тренировок и разведки предстоящего маршрута – не пройденной стены вершины Трапеция. Лагерь пережил шок от появления Юрия Визбора, но интенсивность «приставаний» к нему не спадала.

Наконец я передал все эти разговоры Визбору, конечно прибавив свое пожелание:
-Юра! Коль скоро ты в Узунколе, напиши и о нашем лагере: есть песня о Фанских горах, есть Домбайский вальс – неужели ты думаешь, что просто так отпустим тебя!?

- Паша! Ты знаешь, я чертовски устал, сам видишь - форма не та, хочу отдохнуть, и, если получится, немного в тиши поработать. Будь другом, ну отговорись, пообещай, что потом что-то, может, и сообразим.
Отговариваться было трудно, ведь надо было не только объяснить, но и оставить хоть какую-то надежду. Сам я понимал, что просто так Визбору не отделаться.

Настало время, и команда ушла на восхождение. В лагере был день отдыха, и, казалось, самое время, чтобы Юра вышел в народ. Но именно в этот вечер Юра попросил меня «спрятать» его от всё более настойчивых «приставаний». Мы закрылись в моем доме, сели за вечерний кофе и потекли разные разговоры, да гитара иной раз тихонечко звенела.

Визбор был в этот вечер как-то чуточку не в себе. Задумывался, иной раз даже невпопад отвечал. Ближе к полуночи он мне и говорит:
- Что-то тревожно на душе: гроза разыгралась не на шутку, дождь, ветер. Мы-то с тобой в тепле, на столе свеча горит, ничто нам не мешает, а они там, на вершине, в такую непогодь… Дай-ка мне бумагу и посиди тихо - попробую отвлечься, может, что ляжет на бумагу. Почти до утра гремели раскаты грома, да звучали в доме подбираемые аккорды, шелестели листы бумаги, и Визбор ворчал о чем-то недовольно.

Утром радист лагеря требовательно зовет меня в радиорубку: там, на Трапеции, что-то произошло, слышимость кое-какая… Начальник спасательного отряда Борис Кораблин уже здесь, делает наброски схем предстоящей работы.

Да, на Трапеции произошло… Ночью к ребятам в палатку «вплыла» (так кто-то из них потом сказал) шаровая молния, повисела под потолком палатки, а потом начался кошмар: произошел разряд молнии. Олег Коровкин погиб сразу: разряд прожег его насквозь В. Кавуненко, В. Башкиров, Ю. Зыбин получили такие ожоги, что не могли двигаться самостоятельно. Спавший в конце палатки В. Копров отделался незначительными ожогами. Он-то и сумел наладить связь с лагерем и передать это страшное сообщение.

Менее чем через два часа после получения сообщения передовой отряд спасателей уже шел по тропе в сторону ущелья Кичкинекол. В лагере подбирали необходимое снаряжение, отряд уходил за отрядом.

Во второй половине дня, когда наверху первый отряд спасателей начал готовить пострадавших к спуску, на площадке лагеря мне встретился Визбор: в ботинках, одет по-походному, рюкзак за плечами и ледоруб в руке. Увидев Юру в походном снаряжении, я сразу понял, что он собрался наверх, к ребятам. Но, честно говоря, Юра в то время был далеко не в форме, здоровье пошаливало, да и идти предстояло уже почти в темноте, и спасателям пользы вряд ли будет много от него, ну не в той форме он был в то лето, чтобы заниматься экстремальными походами.

- Если ты будешь меня отговаривать – это не честно по отношению к ребятам и ко мне! Если ты попытаешься запретить мне выход наверх – мы вдрызг разругаемся с тобой!

Своей фразой он как бы предвосхитил мои сомнения, а мне осталось только похлопать его по плечу – ты, мол, не рвись, тебе может быть плохо от этого.

Юра ушел наверх, а мы начали готовиться к приему пострадавших. Под утро по одному их начали приносить. Несмотря на жуткое состояние, они по-разному говорили об одном: что мы здесь правильно сделали, что послали Визбора наверх (это мы то послали!) как здорово, что он встречал их носилки ночью, что под дождем и ветром пытался чем-то угостить доставал из рюкзака обезболивающее, что-то говорил, подбадривал, пожимая им руки. Говорили о том, что присутствие Визбора придавало им сил, они были рады тому, что «наш Визбор был с нами», что было намного легче переносить все то, что выпало в ту ночь на их долю.

Перед тем как сесть в машину, отвозящую пострадавших вниз, в больницу, Визбор отозвал меня в сторонку и, показав исписанные ночью листки, сказал: «Здесь то, о чем ты просил».

Непогода в горах, непогода! В эту смену с погодой прокол, Будто плачет о ком-то природа В нашем лагере «Узункол»…

Фото: Вандышев Константин, г. Москва